Сто лет спустя. Жизнь продолжается, папа…

Время – это то, что заставляет нас оборачиваться назад, всматриваться в детали прошлого, вглядываясь под микроскопом или, наоборот, пытаясь рассмотреть через бинокль. Как часто мы замечаем, что были невнимательны и не любопытны к рассказам близких о их жизни, радостях и горестях, семейных историях и связях, не терзали их вопросами, глядя на выцветшие фотографии: «А это кто? А это?». Мы собирались жить вечно вместе с нашими родителями, оставляя на потом изучение истории семьи и всего, что с этим связано. И теперь, когда их нет, а интерес у нас появился, его удовлетворить некому…

Борух

В июне прошлого года исполнилось сто лет как в маленьком бессарабском местечке Бричаны (Бричень) родился мой папа. Назвали его Борух – благословенный.

Попытаемся переместиться в то время и представить местечко и семью, где он родился. Бричаны были типичным местечком, где евреи – в основном, ремесленники и мелкие торговцы и разносчики – составляли большинство. Было много синагог, благотворительных организаций, еврейская больница, кипела общинная жизнь.

Дед отца (мой прадед) – Арон – занимался торговлей. У него был бакалейный магазин. Он располагался на первом этаже двухэтажного дома, а семья жила, как было принято, на втором. У Арона и его жены Малки было пять сыновей и пять дочерей. Среди них был и отец Боруха (мой дед) Хаим. Именно ему и перешел во владение магазин.

Мама Блюма

Как-то в разговоре с папой я спросил, откуда у него любовь к маслинам. Чуть улыбнувшись, он ответил: «Да, в магазине деда у входа стояла бочка с маслинами, и заходя туда, я мог всегда зачерпнуть из нее целый ковшик.» Детство было счастливым, его любили и мама Блюма, и бабушка Малка. Из его детских воспоминаний: очень любил расчесывать гребешком бабушкины длинные волосы.

Учился в частной гимназии Розы Соломоновны Дикер (Пинхас), где образование имело гуманитарное направление: языки, география, история. Математику преподавал бывший белый офицер. Знания давали глубокие.
Вспоминаю, как однажды к нам приехала племянница Ирина, изучавшая латынь в университете, и они (она, только сдав экзамен, и он, почти пятьдесят лет назад учивший латынь) в два голоса читали наизусть Цицерона «Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением?» К бар-мицве (еврейскому совершеннолетию) получил подарок из Палестины шикарную многотомную еврейскую энциклопедию.

Повзрослев, отец увлекся идеями молодежного сионистского движения Ха-шомер Ха-цаир (с иврита, «юный страж»), созданного в 1916 году как еврейский аналог скаутских организаций. Отделения движения были во многих европейских странах, включая Румынию. В Бричанах была ячейка, члены которой готовились к жизни и труду в Эрец-Исраэль.


Аттестат 1941 года

В июне 1940 года в Бессарабию вошли советские войска, по пакту Риббентропа-Молотова эта территория стала частью СССР. Для отца это стало настоящим шоком, крушением всех планов. По его словам, он трое суток лежал в кровати, переживая случившееся.
Затем наступил 41-й. Борух учился в Черновцах в педагогическом училище. Там было много бессарабских евреев. На его глазах сотрудники НКВД уводили знакомых, активистов сионистского движения. Но его эта участь миновала, возможно помешала война.
28 июня Борух заполняет своей рукой аттестат об окончании Черновицкого педучилища и получении квалификации учителя начальной школы. Почему сам заполняет, да потому что в неразберихе тех дней, предстоящей эвакуации директор дает ему бланк и разрешает заполнить. Отметим, что ни одной оценки выпускник себе на завысил…

Через неделю 5 июля румынские войска вошли в город.

Здесь стоит прервать наше повествование и вернуться в Бричаны к семье Боруха. 6 июля части Красной Армии оставили Бричаны. Вот фрагменты воспоминаний уроженцев местечка о том периоде.
Йосеф Горовиц
«…Румынские воинские части вошли в Бричаны. Это было в воскресенье вечером, после большого дождя. На следующий день крестьяне из окрестных деревень ворвались в город. Пешком и на повозках они рассредоточились по всему городу, и началось мародерство. Они брали все, что мог видеть глаз и рука могла хватать. Они оставили только мебель. Кровати, диваны, столы, стулья, шкафы – все это забирала мэрия.»
Лев Бокал
«… тут же начался погром. Громили магазины, дома зажиточных горожан, избивали всех попадавшихся под руку евреев… Нас сразу ограбили: забрали все ценности из дома, деньги, документы, хорошую одежду, посуду, швейную машинку. … Всех евреев собрали у синагоги и погнали в сторону Приднестровья. Ничего не дали взять с собой: ни одежды, ни денег. Многотысячную толпу евреев из Бричан и близлежащей округи погнали к Днестру и переправили на другой берег, но категорически запретили разместиться в селах…»
Начались мытарства за Днестром, где заканчивается земная жизнь и родителей Боруха, его бабушки и дедушки…

Боруха из-за плохого зрения не берут в армию, он эвакуируется в Ростовскую область. Работает учетчиком на молочной ферме станицы Мишкинской. Из воспоминаний о том времени: частые бомбежки низколетящих фашистских самолетов, стада ревущих недоенных коров.

Карточка эвакуированного

В октябре 1941 оказывается в Андижанском районе Узбекистана, где работает в колхозе. В феврале 1942 становится студентом Харьковского сельскохозяйственного института, который был эвакуирован в г. Каттакурган. Трудно сказать, что было решающим в этом выборе: голод, одиночество, неприкаянность. Можно только с большим трудом представить ощущения молодого человека, вырванного из привычной среды, не знавшего ничего о судьбе близких, оказавшегося в совершенно другом мире, мире полном страданий.

В Каттакургане прибился к семье Вайнзоф-Фишбейн, эвакуировавшейся из Украины. Глава семьи Ихиль воевал на фронте. Его жена Софья работала директором нефтебазы. Бутылка с керосином с нефтебазы, проданная Борей на базаре, была ему существенной помощью в скудном студенческом бюджете. Знакомство с этой семьей станет решающим для дальнейшей судьбы одинокого бессарабца. В августе 1943 он женится на Ясне Фишбейн, которая выбралась из блокадного Ленинграда.

Студент

В июне 1944 молодая семья вместе с институтом возвращается в освобожденный Харьков. Об этом путешествии они часто вспоминали. Железная дорога работала плохо, приходилось подолгу ждать нужного поезда, процветало воровство. На одном из вокзалов не усмотрели за чемоданами, их украли. Ворам, однако, не повезло, в чемоданах были конспекты, их со злости разбросали по перрону. Будущему агроному пришлось собирать тетради по вокзалу.

По окончании института в 1945 году попросил направление на работу в Молдавию и стал главным агрономом в Оргеевской МТС (машино-тракторной станции).
Сняли квартиру, мама стала работать в районной больнице, а отец пропадать на работе.
Это было время создания колхозов, он мотался по селам. А было ему всего-то 23 года. Многому пришлось учиться на ходу, многому научил директор МТС Добровольский.

Сразу же, приехав в Оргеев, съездил в Бричаны, там узнал о смерти родителей. Больше никогда в Бричанах не был. Я часто думал, почему, пока, наконец, не понял, наткнувшись на воспоминания бричанца Ш. Вайсберга: «За почти три года в аду Приднестровья, ни на один день не прекратилась грызущая тоска по родному городу Бричаны. И вот мы в Бричанах. Куски бывших улиц, сгоревшие дома. В самом центре, где раньше находились магазины Шварцмана и Шпицеля – теперь большое место, покрытое углем и обожженное кусками стали. Из немногих оставшихся домов на нас в ужасе зияли темные дыры – дыры, которые когда-то были дверями и окнами. А приветствия со стороны соседей? Сердитые и разочарованные; они даже не думали, что мы вернемся. И в первую очередь они боялись справедливости и расплаты за украденное.» Конечно, такой крах надежды и ностальгии, которые во многом поддерживали и помогали в эвакуации, такая подавленность и растерянность при виде пустоты и тотальной потери – людей, имущества, ощущения дома и тепла, теплившихся в памяти и душе, не могли не вызвать холодного отрезвляющего отчуждения, желания навсегда забыть, вычеркнуть и бежать от некогда родных до боли мест…

В 1950 году родился я. Этот факт не повлиял на отношение отца к работе, с утра до вечера он там с редкими выходными. Как я сейчас понимаю, он не умел, не мог отдыхать. Главное – работа.
Предложили квартиру, отказался в пользу работницы с тремя детьми. Мной почти не занимался, но влиял сильно. Помню на день рождения мне подарили щегла в клетке, когда отец пришел и увидел подарок, тут же выпустил птицу на волю. Или еще: в 6 классе нужно было писать сочинение на тему, кого я считаю настоящим человеком. Собрался писать о нем, но постеснялся. И еще яркое впечатление от поездки в колхоз, помню силосную башню, отношение к нему колхозников. Помню шок, полученный в пионерском лагере, когда мы играли с ним в теннис (не ожидал, что умеет, а это оказалось из его детства).

Оргеев. 1960 год.

Должность требовала членства в коммунистической партии. Приняли со второй попытки, «мешал» бричанский магазин из прошлого. В 1959 году стал председателем районной плановой комиссии. Это был серьезный пост, и Борух как обычно весь отдавался работе. Много курил, видимо была зависимость: не мог о чем-то думать без табака. Работа была ответственная – распределялись планы для колхозов. Желающих уменьшить себе показатели было много. Но он был абсолютно честным и справедливым. Помню, кто-то привез к дому ящик яблок, и я взял. Была взбучка. Отпуск предпочитал проводить у родных в Могилеве-Подольском, любимое занятие – колоть дрова.

Потом был перевод в Кишинев, и работа в Совете колхозов. Вспоминаю забавную историю, случившуюся в Кишиневе. Он еженедельно покупал журнал «Новое время» на русском. Однажды его не оказалось, папе предложили на французском – взял. В следующий раз в продаже оказался только немецкий вариант – взял. Киоскер был очень удивлен. Он же не знал, что в анкете покупателя значилось: «читать и переводить со словарем: французский, немецкий, читать и объясняться: еврейский, украинский, владею свободно: русский, молдавский, румынский.»

В 1979 году папа заболел, у него была парализована правая половина тела. Но он мог самостоятельно передвигаться по квартире, сам себя обслуживал, сохранял ясность ума, читал, печатал на машинке, общался с внуками, друзьями, соседями. Момент, врезавшийся в память из того периода. Его навестил друг из Оргеева Морис Фроймович Бруня. Я захожу в комнату, сидят два старых еврея, а разговаривают на румынском.

Он пережил жену на 13 лет и умер в 1994 году. В июне 2022, ровно в месяц его столетия, у него в Израиле от внучки Ясны родился правнук Даниель. Жизнь продолжается, папа.

Ефим Гольдшмидт, Кишинев Молдова